В широком историческом контексте импорт вооружений и военной техники (ВВТ) является для нашей страны скорее нормой, чем исключением из правил. В своей импортной практике России следует применять стандартный для индустриальных стран набор процедур: 1) тендер между несколькими участниками, 2) обязательные офсетные требования, 3) закупку технологий, 4) трансформацию закупок в совместные промышленные проекты. Наиболее приемлемыми партнерами России для импорта ВВТ сегодня являются Франция, Италия и с некоторой натяжкой Израиль. За счет военного импорта РФ может уменьшить технологическое отставание от западных стран, особенно в области бортовой электроники, беспилотной авиации и экипировки солдат.
Вскоре после прихода нового руководства Министерства обороны (МО) России появились признаки нового подхода к закупкам вооружений и военной техники, который заключается в резком ужесточении и прагматизации отношений военных к оборонной промышленности. Одним из проявлений новой тенденции стало намерение МО начать закупки вооружений за рубежом. Довольно неожиданно возникшая для внешних наблюдателей тема с закупкой Российской армией израильских беспилотных летательных аппаратов быстро превратилась в мощную тенденцию военно-технической политики Минобороны. Вслед за беспилотниками российские военные пожелали приобрести за рубежом универсальные десантные корабли и сверхсовременную индивидуальную экипировку «солдата будущего» FELIN. Абсолютно ясно, что в перспективе национальный ОПК перестанет быть эксклюзивным поставщиком отечественных Вооруженных Сил и ограниченные закупки ВВТ за рубежом, особенно военных технологий, станут регулярной практикой.
Этот разворот знаменует собой настоящую военно-техническую, политическую и ментальную революцию, ведь после Второй мировой войны СССР, а затем в меньшей степени и Россия ориентировались на удовлетворение потребностей своей военной организации силами главным образом, если не исключительно, национальной оборонной индустрии. Новый тренд немедленно стал объектом острой критики, прежде всего со стороны оборонно-промышленного комплекса, который, естественно, без восторга воспринимает перспективу лишиться части заказов в пользу заграничных «коллег».
Очевидно, что импорт вооружений несет с собой значительные риски. Однако будучи правильно организован, он же открывает и интересные возможности, причем не только для Вооруженных Сил России, но также и для промышленности, которая в первом приближении представляется главным потенциальным пострадавшим от новой политики. Более того, закупки вооружений за рубежом представляют собой, во-первых, инструмент воздействия на политику государств – экспортеров ВВТ. Во-вторых, они означают и новое позиционирование России в мире, способствуя преодолению проклятия «стратегического одиночества», которое тяготеет над страной как минимум с момента роспуска Организации Варшавского договора, а как максимум с момента большевистского переворота в октябре 1917 года.
Прерванная традиция
На самом деле при взгляде на проблему в широком историческом контексте нетрудно заметить, что наша страна всегда была активным, а зачастую и крупным покупателем оружия за рубежом. В этом смысле аномалией является скорее ориентация на военно-промышленную автаркию и самодостаточность в период после Второй мировой войны, а не возврат к традиционной практике импорта вооружений, который, напротив, знаменует собой восстановление исторической нормы. Россия становится покупателем на Западе огнестрельного оружия и того, что сегодня назвали бы «стратегическими материалами» (а именно – цветных металлов, необходимых для производства ружей и пушек), уже при Иване III (правил в 1462–1505 годах), который, собственно, и создал централизованное Российское государство. Привилегированным партнером Москвы в этот период была Дания, ставшая основным поставщиком современных тогда вооружений. Кстати, в эпоху правления Ивана III Россия столкнулась и с первым в своей истории эмбарго со стороны Запада. В период кризиса в отношениях России с Ганзейским союзом участники Ганзы – Литва и Ливония не поставляли сами и препятствовали другим поставлять Москве оружие и металлы. Возможно, это стало одной из причин нарастающего отставания России в средствах огнестрельного боя, которое самым драматичным образом проявилось в проигранной в 1514 году литовцам и полякам битве при Орше, после которой экспансия Москвы на запад остановилась на полтора столетия.
Россия активно покупала оружие и прибегала к помощи западных военных специалистов и инженеров и в течение всего XVI века, особенно при Иване Грозном, и на протяжении XVII столетия, когда наиболее интенсивные связи установились со Швецией. Именно шведское королевство, активно воевавшее с историческим противником Москвы – Польшей, почти на сто лет стало для России главным источником пушек и железа. Нет нужды говорить о том, какую колоссальную роль сыграли иностранные военные специалисты и зарубежные закупки в ходе петровских реформ, создавших регулярную армию и флот европейского образца.
Собственно, примерно до Полтавской битвы, то есть в самый тяжелый период Северной войны (1706–1709) иностранные, главным образом немецкие офицеры составляли в русской армии чуть ли не большинство и именно им в значительной степени принадлежит заслуга военного триумфа России над Швецией.
Активно заимствуя зарубежный опыт и технологии, Петр одновременно создал и национальный офицерский корпус, и военное производство, которое в итоге стало обеспечивать потребности армии и флота в необходимых вооружениях и снаряжении.
Новый всплеск зарубежных приобретений произошел полтора столетия спустя после Петра, в период Крымской войны (1853–1856), обнаружившей заметное технологическое отставание России от передовых западных держав. С этого момента и до краха императорского режима в 1917 году Россия становилась все более крупным покупателем иностранных ВВТ. Особенно показательным в этом отношении является состав российского флота в Русско-японской войне (1904–1905), когда практически все наиболее эффективные и современные корабли были либо приобретены за границей, либо построены в России по модифицированным в большей или меньшей степени иностранным проектам. Корабли, имевшие «чисто российское» происхождение, за некоторыми исключениями не отличались блеском боевых и технических характеристик.
Своего естественного максимума импорт вооружений достиг в период Первой мировой войны, когда российская оборонная промышленность в первые три года войны оказалась неспособна удовлетворить колоссальные потребности армии в стрелковом оружии, пулеметах, артиллерии и боеприпасах. Если не крупным, то весьма активным покупателем отдельных образцов ВВТ и технологий был до Второй мировой войны и Советский Союз, создавший свою непревзойденную во многих отношениях оборонную промышленность в значительной степени при иностранном (немецком главным образом) участии.
Даже послевоенный СССР, строивший самодостаточную и квазиавтаркичную оборонно-промышленную систему, все же вынужден был в исключительных случаях прибегать к закупкам за рубежом. Во-первых, в рамках Организации Варшавского договора существовала некоторая военно-промышленная специализация. В рамках этой специализации Чехословакия, например, стала основным разработчиком и производителем учебно-тренировочных самолетов. Польша строила для ВМФ СССР средние и большие десантные корабли, а также вспомогательные суда.
Но были и более экзотические случаи иностранных закупок, в том числе в капиталистических странах. Так, во второй половине 40-х годов в Великобритании вполне легально были закуплены реактивные двигатели Rolls Royce Nene II и Derwent и лицензии на них.
Освоенные производством в СССР, эти двигатели устанавливались почти на все советские основные реактивные боевые самолеты первого поколения, включая массовый серийный реактивный истребитель МиГ-15. Кроме того, до 1951 года на МиГ-15 ставились кнопочные автоматы защиты электросети (АЗС) компании Siemens. В Финляндии на протяжении всего послевоенного периода заказывались вспомогательные суда.
Импортные комплектующие использовались даже для стратегических комплексов. В начале 80-х годов в Японии были закуплены шины Bridgestone трехметрового диаметра для транспортно-пусковой установки МАЗ-7904 мобильного ракетного комплекса «Целина», поскольку шины такого типоразмера советская промышленность не производила.
Императив импорта
Таким образом, возвращение России к практике импорта ВВТ и технологий есть по сути возвращение к утерянной в специфических условиях после Второй мировой войны исторической норме. Более того, если проанализировать не только исторический, но и актуальный международный контекст, станет ясно, что в мире практически не осталось автаркичных военно-промышленных систем. Практически все крупные экспортеры вооружений одновременно являются и более или менее крупными импортерами. Это относится даже к США, обладающим колоссальной экономической, технологической и финансовой мощью, которая в теории позволяет этой стране полностью покрывать свои потребности силами национальной промышленности. Ежегодно Соединенные Штаты закупают вооружений, техники и снаряжения за рубежом на несколько миллиардов долларов. Правда, основная часть этих закупок приходится на Великобританию, оборонная промышленность которой в значительной степени потеряла свою национальную идентичность и является фактически придатком американской военной индустрии.
Понятно, что Россия сегодня представляет собой слишком маленькую экономику, чтобы позволить себе иметь полностью автономный оборонно-промышленный комплекс, вследствие чего встраивание в международную специализацию представляется неизбежным императивом. Вообще следует отметить, что импорт ВВТ в целом оказывается дешевле, чем содержание собственного развитого оборонно-промышленного комплекса. Другое дело, что отказ от ОПК в наших условиях равносилен отказу от национального суверенитета. В этом смысле перед Россией сейчас стоит задача нахождения оптимального баланса между двумя крайностями – ставкой исключительно на закупки за рубежом и ориентацией на сохранение военно-промышленной автаркии.
Помимо финансово-экономических существуют и чисто военные императивы импорта вооружений. Необходимо признать, что в ряде товарных сегментов отставание отечественной промышленности от лидеров настолько велико, что преодоление этого отставания либо в принципе невозможно, либо потребует неприемлемо высоких затрат времени и ресурсов. Между тем Вооруженные Силы страны должны решать задачи по обеспечению военной безопасности не в отдаленном будущем, а уже сегодня. И соответственно не могут ждать годы, которые необходимы на НИОКР (без всякой гарантии их успеха) и развертывание серийного производства, например, беспилотных летательных систем или универсальных десантных кораблей.
Риски и возможности
Разумеется, закупки за рубежом ipso facto порождают определенные военные и политические риски, как их порождает вообще любая зависимость от внешней среды. К числу наиболее очевидных из этих рисков относится вероятность введения разного рода запретов и эмбарго, следствием которых может стать непригодность импортированных ВВТ к боевому применению или просто эксплуатации. В России, которая все еще обладает серьезными индустриальными возможностями (и еще более серьезными индустриальными амбициями), чрезмерное расширение практики импорта ВВТ порождает риск игнорирования интересов национальной оборонной промышленности. Повторим, с узковедомственной точки зрения для военных зачастую, если не в большинстве случаев, закупки за рубежом могут оказаться более предпочтительными по совокупности таких факторов, как качество, стоимость жизненного цикла, скорость поставки и, наконец, технологичность и эффективность ВВТ. И здесь снова встает проблема нахождения оптимального баланса между интересами МО и оборонной промышленности, что предполагает высокое качество государственного управления на межведомственном, на надминистерском уровне.
Для минимизации этих рисков необходимо определиться с тремя вопросами: на основании каких принципов и на каких условиях должна импортировать ВВТ и технологии Россия; какие экспортеры наиболее приемлемы для нее в качестве источников ВВТ и оборонных технологий; в каких ВВТ и технологиях, отсутствующих у оборонной промышленности страны, нуждаются Вооруженные Силы РФ.
Как представляется, можно сформулировать три принципа, лежащих в основе выработки политики в области импорта вооружений. Все они хорошо известны в общемировой практике и ими руководствуется большинство импортеров, имеющих хотя бы минимальные промышленные и технологические амбиции.
Принципы
Важнейший принцип, на основании которого производится большинство импортных закупок в мире, обязательное проведение конкурса между несколькими участниками. Законодательство ряда стран, например такого крупного импортера, как Индия, предписывает осуществлять закупки только на основе тендера.
Вторым ставшим уже практически стандартным правилом при закупке крупных партий иностранных вооружений является передача технологий. По всей видимости, во всех случаях импорта иностранной техники Россия будет пытаться такие технологии получить. Собственно, покупка беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) и системы экипировки FELIN именно эту цель главным образом и преследует.
Наконец, стандартная мировая практика импорта вооружений подразумевает наличие офсетных требований, то есть встречных инвестиций продавца в экономику страны-покупателя. Небольшие контракты на израильские БПЛА и французские системы индивидуальной экипировки «солдата будущего», возможно, допустимо размещать и без офсетных условий. Однако уже при подписании контракта на универсальный десантный корабль иностранного производства стоимостью в сотни миллионов евро Россия требует постройки как минимум двух кораблей на своих верфях, а также участия отечественных предприятий в строительстве двух первых единиц. В идеальном случае российские судостроительные заводы могли бы произвести до 30% блоков для первого и до 60% – для второго корабля.
Партнеры
Выбор возможных иностранных поставщиков для Российской армии рационально строить исходя из принципа их максимальной деполитизированности, а также принципа приоритетности для них коммерческой мотивации поставок, что позволит если не обнулить, то хотя бы минимизировать политические риски. Вторым важным принципом отбора оптимальных экспортеров может быть наличие уже сложившейся традиции военно-технических связей. Исходя из этих критериев, наиболее приемлемым источником вооружений и технологий для нашей страны являются Франция и Италия. Пожалуй, французские и итальянские компании накопили самый богатый на Западе опыт сотрудничества с российскими коллегами из оборонной промышленности. Еще с середины 90-х годов Россия и Франция вместе создавали учебно-тренировочный самолет МиГ-АТ, а позже французские компании Thales и Sagem поставляли свое бортовое оборудование для экспортных истребителей Су-30МКИ/МКМ. Более того, французские навигационные системы Sagem Sigma 95 стоят сейчас и на истребителях МиГ-29СМТ, полученных уже собственно российскими ВВС после отказа Алжира от этих машин. Итальянцы долгое время были партнерами ОКБ им. Яковлева в программе создания учебно-тренировочного самолета Як-130, а особые политические отношения двух стран позволяют надеяться на минимизацию опасности попасть под эмбарго.
Еще один перспективный экспортер вооружений в Россию – Израиль обладает очевидными преимуществами. Израильские поставщики имеют даже более сильную коммерческую мотивацию, нежели французы. Являясь технологической державой первого уровня, Израиль обладает массой интересных для российских военных технологий. Однако все эти несомненные преимущества несколько нивелируются в силу наличия высокой зависимости Израиля от позиции США. Многие из израильских технологий созданы на американские средства. Но даже в тех случаях, когда разработки велись на израильские деньги, США всегда смогут найти способ заблокировать их передачу в Россию или любое другое государство мира. Фактически при всей своей технологической мощи Израиль не является суверенной военно-технической державой и это обстоятельство сильно сдерживает его экспансию на мировом рынке вооружений.
Кроме того, некоторые интересные для РФ технологии и системы имеются у внеблоковых государств, таких, например, как Швеция, Швейцария или ЮАР.
Что покупать
Говоря о возможных закупках ВВТ за рубежом, имеет смысл рассматривать продукцию, приобретение которой отвечает как минимум трем критериям. Во-первых, объекты потенциальных покупок за границей должны быть действительно нужны Вооруженным Силам нашей страны. Во-вторых, их закупка не должна наносить урона промышленности государства. Это означает, что у российских компаний не должно быть конкурентоспособных аналогов закупаемых систем, а их разработка силами отечественных КБ займет слишком много времени и поглотит слишком много ресурсов. В-третьих, это не могут быть слишком чувствительные и наиболее высокотехнологичные системы, экспорт которых с высокой степенью вероятности будет заблокирован нашими партнерами на Западе по политическим причинам.
Похоже, что значительная часть систем и технологий, соответствующая указанным критериям, уже стала предметом либо закупок, либо ярко выраженного интереса военных ВС РФ.
Первыми иностранными системами, по достоинству оцененными российскими военнослужащими, возможно, стали высокотехнологичные снайперские комплексы, закупленные пару лет назад для ВДВ. Количественные потребности в таких системах невелики и составляют максимум несколько сотен единиц. Поэтому существует возможность не только полностью удовлетворить потребности военных и спецслужб за счет импорта, но и создать запасы снайперских винтовок на случай введения эмбарго, минимизировав таким образом политические и собственно военные риски обращения к нероссийским поставщикам. Кроме того, снайперское вооружение имеет некоторый имидж «контртеррористического» средства и его поставки не вызывают сильного раздражения у бдительно следящей за Россией западной общественности. Что же касается натовских военных, то они понимают: появление у нашей страны нескольких сотен таких винтовок ничего не меняет в балансе сил.
Очевидно, что и закупка ограниченной партии БПЛА в Израиле в значительной степени оправданна. Российским разработчикам беспилотников, естественно, данный контракт оптимизма не прибавил. Но эта относительно небольшая сделка не закрывает возможности будущих закупок БПЛА у отечественных производителей. Любопытно отметить, что Израиль пока не продал нашим военным наиболее интересующие их БПЛА IAI Heron большой дальности полета, а относительно невраждебная России Франция вообще отказалась обсуждать возможность поставок нашей стране беспилотников. Так что в этом классе пока придется обходиться собственными силами.
Авиация
В области авиационной техники слабые места российских производителей особенно ярко проявились еще при определении технического облика истребителей марок Су и МиГ, которые предназначены для поставок на экспорт. Формируя лицо комплексов Су-30МКИ, Су-30МКМ и МиГ-29К, индийские и малайзийские ВВС потребовали интегрировать в состав бортового оборудования ряд систем французского, израильского, индийского и юаровского производства.
Часть этих требований была мотивирована политически, но большинство запросов имели вполне рациональную техническую природу. Сохранив в основном российские системы (прежде всего радары и бортовые процессоры), индийские ВВС предпочли французские системы навигации и визуализации и израильские оптико-электронные контейнеры и индикаторы на фоне лобового стекла. Позже, заказывая корабельные МиГ-29К, индийские моряки добавили в этот набор французские нашлемные системы целеуказания. Малайзийцы и алжирцы от израильских элементов отказались, заменив их системами «индийского» и французского производств.
Часть выбранных инозаказчиками французских систем представляет интерес и для российских ВВС. Прежде всего это относится к навигационным системам Sigma 95 компании Sagem и оптико-электронному контейнеру Damocles производства Thales. При этом Sigma 95 уже эксплуатируется нашими пилотами истребителей МиГ-29СМТ, которые первоначально предназначались для Алжира. Что касается контейнера Damocles, то одно время шли разговоры о возможной покупке лицензии на его производство в России, но в последнее время они поутихли. Скорее всего из-за отказа Thales передавать технологию, ибо непохоже, чтобы Уральский оптико-механический завод добился больших успехов в разработке аналогичной российской системы «Сапсан».
Военно-морская техника
Обозначили свои интересы и российские моряки. Наиболее широкую огласку получили планы по закупке во Франции (или Испании, Голландии, Южной Корее) универсальных десантных кораблей (УДК). В России и за рубежом внимание экспертного сообщества приковано главным образом к десантному потенциалу этого корабля. Однако сегодня УДК рассматриваются также как средства управления экспедиционными группировками сил и средств или корабельными соединениями, ввиду чего зачастую располагают повышенными штабными возможностями. Кроме того, в мирное время подобные единицы используются в качестве учебных, в связи с чем оборудованы учебными помещениями для приема курсантов. Для участия в гуманитарных акциях либо в санитарной эвакуации считается необходимым иметь на борту госпитали, а также возможности для быстрого увеличения госпитальной вместимости. Конструкция кораблей предполагает возможность использования малых тральщиков, боевых катеров и т. д. для обеспечения базирования в удаленных водах. Наконец, последним трендом в ряде стран стало стремление придать десантно-транспортным кораблям возможности судов комплексного снабжения корабельных группировок в открытом море, что доводит многоцелевой характер подобных единиц до предела.
Именно эта ярко выраженная многофункциональность и вызвала в первую очередь интерес российского ВМФ, для которого, собственно, десантный потенциал УДК имеет второстепенное значение. С учетом слабости военной инфраструктуры, например, на Дальнем Востоке УДК, совмещающие в одном флаконе плавучую казарму, штаб, госпиталь, авианесущий и десантный корабль, станут незаменимыми мобильными пунктами военной инфраструктуры в удаленных и малоосвоенных районах. Более того, командно-штабной потенциал современных УДК позволит российскому ВМФ сделать шаг в направлении к способности вести сетецентрические боевые действия, которые характеризуются совершенно новым качеством информационного обеспечения войск и флота. Одной из главных конечных целей проводимой сегодня военной реформы как раз и является ментальная, структурная и военно-техническая перестройка – от ориентации на концепцию «глубокого удара», унаследованной еще со Второй мировой войны, на современную парадигму сетецентрических действий, отработанную странами НАТО, прежде всего США, во время последних вооруженных конфликтов в Югославии и Ираке. Повысятся и возможности межвидового взаимодействия флота и военно-воздушных и сухопутных сил.
Наконец, УДК представляют собой идеальные корабли для таких важнейших функций, как демонстрация флага, проекция силы и участие в противопиратских операциях. Сейчас выполнение этих задач возлагается то на тяжелый атомный ракетный крейсер «Петр Великий», изначально создававшийся для борьбы с авианосцами США, то на большие противолодочные корабли, назначение которых ясно уже из самого их названия. Применение УДК позволит выполнять все указанные задачи дешевле и самое главное – эффективнее. Собственно, мы называем их универсальными десантными кораблями лишь в силу традиционного использования данного термина в российской корабельной классификации. На самом деле во французских ВМС данные корабли классифицируются как «командно-экспедиционные», а в испанском флоте – как «корабли стратегической проекции силы».
В любом случае ясно – современный сбалансированный военно-морской флот, построение которого требует нескольких десятилетий, не может обойтись без УДК, как бы они ни назывались.
Пожалуй, самая важная отсутствующая у российских корабелов технология, шансы на приобретение которой на Западе ненулевые, это воздухонезависимые энергетические установки (ВНЭУ) для неатомных подводных лодок. Использование таких систем позволяет субмарине находиться в подводном положении на скорости в три узла в течение очень длительного времени (до 20 суток) без подзарядки аккумуляторных батарей. Соответствующими технологиями располагают Франция, Германия и Швеция. Хотя СССР в свое время был пионером использования анаэробных двигателей, сейчас разработка современных отечественных ВНЭУ с электрохимическим генератором (таких, как «Кристалл-27») сильно отстает от уже эксплуатирующихся западных двигателей. Между тем в мире уже сформировалась своего рода мода на использование таких установок, пусть даже дорогих, капризных и сложных в эксплуатации. Так что приобретение французской или немецкой технологии ВНЭУ выглядит вполне актуальным.
Сухопутная техника
Более чем разумным выглядит и желание Министерства обороны получить в свое распоряжение французскую экипировку «солдата будущего» FELIN. За редкими историческими исключениями русский солдат всегда был неважно оснащен, а в контексте развития теории и практики сетецентрических войн современный российский солдат выглядит уже как раннепетровский стрелец на фоне шведских гвардейцев Карла XII. FELIN на сегодня представляет собой самую продвинутую в мире разработку индивидуальной экипировки, которая не только обеспечивает бойцам повышенную защиту, но самое главное – поднимает на качественно более высокий уровень его информационное обеспечение, причем в традиционно для России самом «провальном» в этом смысле тактическом звене.
По требованию армии Индии поставляемые ей танки Т-90С оснащаются французскими тепловизорами Catherine. Хотя, по некоторым данным, эти системы посредственно показали себя в жарких условиях индийских пустынь. Встал вопрос о возможном производстве данных приборов для российских бронетанковых сил. Если передача этой технологии будет авторизована французским правительством, основным вызовом для Thales (или конкурирующей с ней Sagem, имеющей аналогичное предложение Matiz) станет грамотная идентификация адекватного промышленного партнера в самой России.
Значительную известность получил и вопрос о закупке для Вооруженных Сил РФ итальянских легких бронированных машин IVECO LMV (M65E), принятых в июне 2010 года на снабжение Министерством обороны РФ. Здесь тоже важным является вопрос о степени локализации программы сборки LMV в России.
В заключение необходимо подчеркнуть, что начало масштабного импорта ставит перед российскими военными, политиками и гражданским обществом серьезный вызов. Это вызов преодоления высочайшего риска принятия узковедомственных, волюнтаристских решений, особенно в личных и клановых интересах, которые могут привести к разбазариванию огромных народных средств, дестабилизации нашей оборонной промышленности и подрыву отечественного экспорта вооружений.
Материал был опубликован в специальном выпуске журнала «Экспорт вооружений»
Добавить комментарий