«Военная реформа: на пути к новому облику Российской армии»

На днях в РИА Новости прошла презентация аналитического доклада Международного дискуссионного клуба «Валдай» на тему «Военная реформа: на пути к новому облику Российской армии». Его авторы – член Общественного совета при Министерстве обороны РФ, директор Центра анализа стратегий и технологий (ЦАСТ) Руслан Пухов, заместитель директора ЦАСТ Константин Макиенко и главный редактор журнала Moscow Defense Brief Михаил Барабанов. Реформа Вооружённых Сил РФ обсуждалась, напомним, год назад, в мае 2011 года, в рамках конференции секции «Оборона и безопасность» клуба «Валдай».

© RIA Novosti | valdaiclub.com

Интерес российской и иностранной общественности к теме модернизации Российской армии и её влияния на ситуацию в сфере обеспечения международной безопасности вполне объясним. Во-первых, Россия остаётся второй по потенциалу ядерного сдерживания державой мира, а во-вторых, экспертное сообщество поражает масштаб преобразований в Вооружённых Силах РФ. В октябре 2008 года было объявлено о начале нового этапа военной реформы, ставящего целью переход к новому облику армии. Происходившее с того времени радикальное военное реформирование стало, как отмечают авторы упомянутого аналитического доклада, наиболее радикальной трансформацией отечественной военной системы после создания Красной Армии в 1918 году.

Изменения коснулись всех основных элементов Вооружённых Сил: численности, структуры, системы подготовки личного состава. В невиданно короткие для мирного времени сроки Вооружённые Силы РФ были не на словах, а на деле приведены к новому облику, принципиально отличающемуся от традиционного вида Красной, Советской, а затем и Российской армии 1990-х годов. Организаторы реформы, как верно подметили авторы доклада, следовали, видимо, принципу, когда-то сформулированному графом С.Ю. Витте: «В России необходимо проводить реформы быстро и спешно, иначе они большей частью не удаются и затормаживаются».
О содержании аналитического доклада даёт некоторое представление само перечисление названий его основных разделов: предпосылки проведения военной реформы; военно-политический контекст проведения реформы; риски и угрозы военной безопасности России; демографические и финансовые ресурсы; основные направления реформы; динамика призыва и контракта; перевооружение армии и флота; некоторые итоги реформирования.

Надо отметить взвешенность оценок экспертов, которые избегают поспешных выводов. Они обоснованно констатируют, что в настоящее время слишком рано подводить окончательные итоги реформирования. «Хотя сами по себе организационные преобразования в значительной степени уже произведены, пишут эксперты, всё ещё более чем далеки от завершения два наиболее инертных трека реформы – формирование и обучение нового профессионального и адекватно мотивированного личного состава (как офицерского корпуса, так и контрактников), а также перевооружение армии. Результаты реформирования в этих двух сферах проявятся не ранее 2012–2015 гг. При этом следует чётко понимать, что ключевое значение имеет именно формирование нового офицера и солдата. Успех в кадровых вопросах будет означать, что Вооружённые Силы России станут, возможно, самым эффективным государственным институтом на фоне в целом довольно неэффективной и коррумпированной российской бюрократии».

Одним из достоинств доклада видится чёткое формулирование факторов, которые, по мнению его авторов, мотивировали государственное руководство РФ на решение о проведении радикальной перестройки ядра военного организма Российского государства. Эксперты указывают, что накануне начала радикальных преобразований Российская армия фактически сохраняла главные черты армии Советской. Но по сравнению с последней она сильно деградировала практически по всем основным параметрам – качеству боевой подготовки и личного состава, его мотивации, оснащённости современным вооружением.

К числу основных слабостей армии середины прошлого десятилетия авторы доклада относят четыре недостатка.

Во-первых, гипертрофированные органы управления. При общей численности Вооружённых Сил свыше одного миллиона человек в ней, по данным экспертов, насчитывались 52 тысячи управленцев. При этом численность реально боеспособных войск, как показал опыт двух чеченских кампаний, составляла не более 100 тысяч военнослужащих.

Во-вторых, непропорционально большая доля офицеров и прапорщиков – 50 процентов численного состава, при этом структура офицерского состава была далека от нормы. Вместо «пирамиды», при которой максимальное количество приходится на младших офицеров, она представляла собой «яйцо», где подполковников было почти столько же, сколько и капитанов, а майоров даже больше.

В-третьих, низкая доля частей постоянной боевой готовности, которая не превышала 13 процентов всего количества частей и подразделений. Так, в Сухопутных войсках эта доля достигала 17 процентов, в ВВС – не более 7 процентов, в ВМФ – 70 процентов. Лишь Ракетные войска стратегического назначения и Воздушно-десантные войска имели 100-процентную готовность к ведению боевых действий. Для достижения состояния полной боевой готовности и развёртывания армии, утверждается в докладе, требовался годовой период, в то время как подавляющее большинство вооружённых конфликтов последних 20 лет характеризуется быстротечностью и отсутствием ярко выраженного угрожаемого периода.

В-четвёртых, в период с 1992 по 2008 год, то есть в течение 16 лет, практически полностью отсутствовали значимые закупки вооружений и военной техники в интересах сил общего назначения. В результате к началу реформы армия была оснащена морально и физически устаревшими вооружениями, значительная часть которых была попросту неисправна.

Накануне начала радикальных преобразований Российская армия сильно деградировала практически по всем основным параметрам, делают вывод эксперты. Особенно тяжёлое положение, по их оценке, сложилось в одном из самых высокотехнологичных видов Вооружённых Сил – Военно-воздушных силах, где доля неисправной техники достигала 55 процентов.

В докладе авторам удалось выделить основные военно-политические и военно-технические предпосылки проведения реформы. При сохранении более полутора десятилетий после распада СССР сущностных черт Советской Армии российские Вооружённые Силы находились в качественно иной военно-политической, технологической и ресурсной (прежде всего, демографической и финансовой) среде. Это объективно выдвигало в повестку дня задачу их адаптации «к новому контексту».
Авторы доклада выделили три наиболее значительных, с точки зрения военного строительства, изменения реалий начала XXI века.

Фактор первый. Радикальное изменение глобальной военно-политической обстановки. Прекращение идеологического противостояния двух систем вследствие краха одной из них снижает, как стало принято считать после распада СССР, вероятность крупномасштабной войны, подготовка к которой всегда была основной задачей Советской Армии. Даже если предположить, что ликвидация глубоких идеологических противоречий и стремление России построить однотипную с западными экономическую (рыночная экономика) и политическую системы не означает прекращения военно-политической конкуренции, «ясно, что Москва не обладает достаточными ресурсами для её продолжения на конвенциональном поле». По мнению авторов доклада, «сдерживание НАТО, если оно всё ещё актуально, в любом случае может осуществляться только ядерными средствами».

С другой стороны, указывают эксперты, практика показывает, что начиная с 1979 года Советская а затем Российская армия перманентно вовлечена в локальные и контртеррористические войны, а также проводит многочисленные миротворческие операции. Подготовка к такого рода конфликтам предъявляет гораздо менее жёсткие требования к тому, что касается численности армии и её мобилизационных возможностей, но в то же время требует значительного повышения её профессионализма и боеготовности.

Фактор второй. Эволюция форм и методов ведения военных действий. В докладе отмечается, что в современной западной, прежде всего американской, военной мысли господствует получившая как глубокое теоретическое обоснование, так и практическое подтверждение теория ведения сетецентричных боевых действий (networkcentric warfar).

Эксперты весьма доступно для общественности раскрывают суть концепции «сети». Она, отмечают они, «предполагает преодоление традиционного линейного, централизованного и иерархического принципа построения социальных систем «центр – периферия», «ствол – ветви», характерного для индустриального общества, с заменой на самоорганизующиеся, нелинейные и принципиально не структурируемые системы, адекватные современному информационному обществу. Предполагается, что у таких «нелинейных» систем отсутствует «ядро», то есть чётко выраженный «центр», поскольку любая ячейка такого множества может при определённых обстоятельствах взять на себя функцию «центра».

Соответственно, современная военная организация мыслится сегодня на Западе как совокупность высокопрофессиональных «элитных» военных подразделений, объединённых в реальном масштабе времени единой «боевой информационной сетью», дающей им доступ к беспрецедентно высоким уровням разведки, освещения обстановки и целеуказания. Эта сеть даёт «боевым юнитам» небывало высокие способности взаимодействия.

Сетецентрические боевые действия, отмечают авторы доклада «Военная реформа: на пути к новому облику российской армии» (М. Барабанов, К. Макиенко, Р. Пухов), обладают целым рядом особенностей, качественно отличающих их от характера войны в рамках господствовавшей в годы Второй мировой войны и нескольких последующих десятилетий теории «глубокой операции». Среди таких специфических особенностей в докладе выделяется пять основных.

Во-первых, развитие систем разведки, связи и управления (в англоязычной терминологии C4ISR: command, control, communications, computers, intelligence, surveillance and reconnaissance), а также мощности огневых средств ведёт к повышению значимости действий и боевой эффективности относительно небольших групп «боевых юнитов». Части и подразделения даже низкого тактического уровня действуют «дисперсно» (т.е. рассредоточенно), что требует хорошей осведомлённости о противнике и понимания намерений собственного командования. Боевые действия характеризуются высочайшим уровнем автономности и самостоятельности частей, повышенной инициативой их командования.
Во-вторых, боевые действия ведутся чрезвычайно динамично, отличаются быстрым и постоянным маневром, в том числе «вертикальным».
В-третьих, массирование сил и средств и их огневая мощь перестают быть решающим фактором военного превосходства. Более того, массирование может стать неблагоприятным фактором, так как облегчает нахождение целей для уничтожения. Налицо тенденция к преобладанию небольших, высокоманевренных и подвижных сил.
В-четвёртых, военные действия направлены не только на физическое поражение войск противника, но и на достижение его морального коллапса — причём не только войск, но и населения и государственных структур управления. Возрастает значение таких параметров, как поддержка войны населением, а, значит, понимание и использование культурных особенностей противостоящей стороны и специфики её политического устройства, в том числе через воздействие посредством СМИ.

В-пятых, различие между «гражданским» и «военным» сегментами социума стираются. Целью военной кампании становится воздействие не только на армию противника, но и на всё его общество, понимаемое не только в физическом, но и в культурном аспекте. Эта тенденция вызывает необходимость ведения не чисто военных, а совместных «военно-гражданских» операций.

Фактор третий. Изменение вклада видов и родов Вооружённых сил РФ в достижение конечной цели боевых действий. Военно-политическая и доктринальная эволюция, а также неблагоприятная демографическая динамика имеют своим следствием изменение традиционно сложившейся в российской армии иерархии различных видов и родов войск. Прежде всего достижение способности ведения сетецентричной войны предполагает радикальную модернизацию средств разведки, управления и связи (С4ISR), особенно в тактическом звене, где Советская армия имела традиционное отставание.

С другой стороны, демографический кризис и снижение качества призывного контингента означает, что Российская армия уже не сможет в прежней мере полагаться на свой традиционный козырь — многочисленные мотострелковые и танковые войска. Может быть, впервые в своей военной истории Российская армия не может рассчитывать на гарантированное численное преимущество над противником, а, значит, просто обречена на необходимость наращивания своего технологического уровня.

Соответственно, повышается значение таких высокотехнологичных инструментов «бесконтактной войны», как авиация и высокоточное оружие. При этом само собой разумеется, что поддержание стратегического баланса по определению требует сохранения важности всех трёх компонентов Сил ядерного сдерживания (наземного, морского и воздушного), а активные работы США по созданию новых эффективных средств высокоточных неядерных ударов делают необходимым развитие сил Воздушно-космической обороны. В целом, как эволюция внешней среды, так и деградация демографической ситуации делают абсолютным императивом трансформацию массовой мобилизационной армии в более компактную и профессиональную.

«Эволюция внешней среды и деградация демографической ситуации, — указывают авторы доклада, — делают абсолютным императивом трансформацию массовой мобилизационной армии в более компактную и профессиональную».
* * *
В аналитическом докладе «Военная реформа: на пути к новому облику Российской армии» значительное внимание уделено экспертами и военно-политическому контексту проведения реформы, спектру угроз военной безопасности России. Любые рассуждения о военной реформе обоснованно указывают и неизбежно предполагают построение иерархии военных рисков и угроз. Оправданно и их утверждение о том, что публично анонсируемые в различных открытых доктринальных документах приоритеты могут значительно расходиться с истинной иерархией угроз, которая лежит в основе реальных военных приготовлений. По словам авторов доклада, они, как неправительственные наблюдатели, могут быть более свободными в выражении своих представлений о приоритетах военной безопасности.

Эксперты, выстраивая иерархию военных приоритетов России, различают, по их словам, вероятность возникновения вооружённого конфликта и масштабы угрозы, которую такой конфликт несёт для жизненно важных интересов страны. Например, наиболее вероятным им представляется возникновение в среднесрочной перспективе конфликта в Центральной Азии, который, затрагивая союзников РФ по ОДКБ, не несёт, однако, угрозы жизненно важным интересам самой России (по крайней мере, до тех пор, пока под ударом не окажется Казахстан).

С другой стороны, конфликт с НАТО, который на сегодня кажется маловероятным, в случае его возникновения может поставить под вопрос жизнь большей части населения России и само существование Российской Федерации как государства.

Авторы аналитического доклада отмечают, что если брать за основной критерий вероятность возникновения вооружённых конфликтов с участием России, то можно выстроить их некую иерархию. В первую очередь они ведут речь о конфликтах на постсоветском пространстве. При этом они делают довольно смелый вывод, нуждающийся, на наш взгляд, в более глубоком обосновании, что «вся беловежская система государственно-территориального устройства, которая сложилась в результате национальной катастрофы 1991 г., нелегитимна, случайна, неустойчива и в этом смысле «беременна» конфликтами. Всё постсоветское евразийское пространство остаётся полем, на котором одновременно присутствует сложная комбинация интеграционных, сепаратистских и ирредентистских тенденций».

Любой конфликт на постсоветском пространстве, как ожидают авторы доклада, «с высокой, если не стопроцентной, вероятностью повлечёт за собой вмешательство России, в том числе и военными средствами». При этом они ссылаются на то, что Россия взяла на себя обязательства по обеспечению безопасности государств-членов ОДКБ, а также Южной Осетии и Абхазии.

На сегодня весьма вероятной, с точки зрения экспертов, выглядит угроза резкого обострения ситуации в государствах Центральной Азии. На то есть внутренние причины, которые скрупулёзно перечисляются в докладе, и внешние факторы. Обращается внимание на угрозу, исходящую из Афганистана. Её обострение, подчёркивают авторы, «неизбежно в случае ухода из этой страны войск западной коалиции, за которым более чем вероятно последует возвращение к власти талибов». Скорее всего, предполагают эксперты, бывшие республики СССР «не смогут самостоятельно оказать эффективное сопротивление высокомотивированным и опытным силам талибов», что вынудит Россию к вмешательству в той или иной форме.

Для нашей страны существуют угрозы и на иных географических направлениях. На её территории, утверждается в докладе, сохраняется даже не гипотетический, а вполне реальный конфликт на Северном Кавказе. Этнический сепаратистский мятеж в Чечне на рубеже 2002-2003 годов трансформировался в общекавказское салафитское подполье, которое ведёт диверсионно-террористическую «мятеж-войну». Масштабы действий (до 300 убитых боевиков и сопоставимое число военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов ежегодно) соответствует конфликту низкой интенсивности, а по пространственному размаху зона диверсий и терактов адекватна региональному конфликту.

Россия взяла на себя обязательства по обеспечению безопасности признанных ею в качестве независимых государств Абхазии и Южной Осетии, политический суверенитет которых оспаривается Грузией. «Хотя на сегодня возобновление грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликта кажется маловероятным, — пишут эксперты, — не подлежит сомнению, что идея реванша будет оставаться центральной в грузинском военно-политическом планировании ещё десятки лет, и при малейшем ослаблении России эти конфликты будут реактуализованы». К этому, видимо, следовало бы добавить, что идея реванша в Тбилиси может оказаться столь живучей лишь в том случае, если у власти там будет находиться Саакашвили или ему подобный русофобствующий политик.

В докладе говорится конспективно и о «прочих угрозах» для РФ. Упомянуты «фолклендский сценарий» для Курил; «задача сдерживания Китая»; «внешние» конфликты в районах мира, прилегающих к периметру российских границ и таящие «определённую угрозу безопасности» (нестабильность на Ближнем Востоке, ситуации вокруг Ирана и КНДР); сохраняющиеся территориальные претензии некоторых стран НАТО к России и её союзнице Белоруссии (это, указывают эксперты, сохраняет актуальность сдерживания НАТО). Вместе с тем прямой вооружённый конфликт России со странами НАТО представляется авторам доклада «в обозримом будущем крайне маловероятным».

Географические векторы угроз для России в основном, как представляется, названы обоснованно. В то же время, нельзя не сказать, что «задача сдерживания Китая» в докладе сформулирована, возможно, под косвенным влиянием западной политологии, и не вписывается в стратегию стратегического партнёрства, которой с конца 1990-х годов придерживаются Москва и Пекин. Если «китайская угроза» для России и существует сегодня, то в умозрительных геополитических конструкциях будущего, где, с точки зрения некоторых аналитических центров «англосаксонского мира», был бы желательным конфронтационный сценарий развития российско-китайских отношений, принуждающих Москву к односторонним уступкам Западу и военному сближению с НАТО…

Однако надо признать правоту авторов доклада в том, что военное строительство должно быть максимально реалистично. Как не так давно сказал министр иностранных дел России Сергей Лавров, «в военном деле, как и в политике, важны не намерения, не обещания, а потенциал». И в целом доклад можно рассматривать как весьма позитивный вклад в информационное сопровождение модернизации Российской армии и разъяснение общественности необходимости и своевременности давно назревших радикальных преобразований в оборонной сфере.

К новому облику армии — Николай РУДНЕВ

Красная звезда, 01.—02.08.2012

«Военная реформа: на пути к новому облику Российской армии»  на русском языке (PDF, ~ 1.55 Mb)